Бездушные  - Нил Шустерман

– Когда-нибудь, – грозит Соня, ведя их через задний двор, – я так дам под зад этой глупой шавке, что она у меня в Канзас-сити улетит.

Увидев на лице Грейс обеспокоенное выражение, Риса спешит заверить её, что Соня шутит.

Двор окружён высоким деревянным забором, так что задняя дверь гораздо лучше скрыта от посторонних глаз, чем парадный вход. Соня громко стучит. Потом, не дожидаясь, пока откроют, нетерпеливо стучит снова. Наконец, дверь отворяет женщина, по виду лет сорока трёх – сорока пяти; на руках у неё девочка лет двух, одетая в платье с Мышкой Минни. Всё понятно, думает Кам, аист постарался. Похоже, в наши дни у всех людей среднего возраста на пороге рано или поздно обнаруживаются младенцы.

– О Господи! – встревоженно восклицает женщина. – Что на этот раз?!

И тут Коннор ахает.

– Диди? – спрашивает он, глядя на ребёнка.

Девочка смотрит на него без малейшего намёка на узнавание, зато на лице держащей её женщины при виде Коннора вспыхивают одновременно и удовольствие, и растерянность.

– Я сменила ей имя на Дирдри, – сообщает она.

– А я по-прежнему зову её Диди, – говорит Риса. – Помнишь Ханну, Коннор?

По-видимому, Риса понимает, что он забыл имя женщины, и желает уберечь его от неловкости.

Когда Ханна взглядывает на Кама, лицо её белеет. Кам не может удержаться:

– Сласти или напасти! – выпаливает он, хотя до Хэллоуина ещё несколько месяцев.

Ханна опускает Дирдри на пол и велит ей идти играть в гостиную. Девочка с радостью убегает; ши-тцу, не переставая тявкать, семенит за ней и становится на страже у порожка, отделяющего кухню от столовой.

– Вечно ты приподнесёшь какой-нибудь сюрприз, Соня, – произносит Ханна, не сводя глаз с Кама. Затем приглашает всех в дом, чтобы не вызвать любопытства соседей. Кам находит, что в помещении жарковато, но, может, это по контрасту с прохладной, облачной погодой снаружи.

– Днём я помогаю Соне, – объясняет Риса, – а ночую у Ханны – вот уже несколько недель.

Теперь, когда они скрыты от посторонних глаз, она знакомит Ханну с остальными гостями, приберегая Кама под конец. Его она смущённо представляет как «единственного и неповторимого Камю Компри» .

– Вы из Сопротивления? – спрашивает Кам, пожимая Ханне руку.

Она смотрит на него с той же подозрительностью, что и все люди. В смысле, те, кого не околдовывает его звёздный статус.

– Нет, я никогда не состояла в Сопротивлении. Я просто неравнодушный человек, вот и всё. – Ханна оборачивается к Соне. – Надо потолковать. Наедине.

Уводя Соню в другую комнату, она оглядывается на пороге:

– Риса, присмотри за Дирдри. А вы, – обращается она к остальным, – чувствуйте себя как дома. – И тут же добавляет: – Но не забывайте, что вы в гостях.

Риса на правах временной хозяйки провожает своих спутников в гостиную, пол в которой усеян яркими игрушками. Дирдри не обращает на посетителей никакого внимания, занятая захватывающим делом: бросает собачке пластмассовые кирпичики «лего», которые та, больше не заинтересованная в защите территории, приносит ей обратно.

В комнате множество разных часов. Должно быть, Ханна коллекционирует их. На всех различное время, поскольку все они стоят. Вернее, почти все. Одни часы тикают, но Кам не может определить, какие именно. Надо же, думает он, всё в доме человека, сочувствующего беглецам, говорит о первостепенной важности времени, и при этом все часы здесь в полном разладе друг с другом.

Риса задёргивает занавески; все рассаживаются и ждут, чем кончится беседа Сони и Ханны, по-видимому, решающих, что делать со свалившейся на голову компанией.

– Ну, – говорит Риса с абсолютно не характерной для неё неловкостью, – вот такие дела…

– Как сажа бела, – отзывается Кам, не совсем отдавая себе отчёт, почему он это сказал и что это, собственно, значит. И в то же время он чувствует, что это правда. Он видит, что его с Коннором совместное присутствие по-прежнему не укладывается у Рисы в голове. Она даже не задаёт им никаких вопросов, из чего следует явственный вывод: она ничего не хочет знать.

Они сидят порознь на софе и двух креслах напротив, пытаясь преодолеть растерянность. Только Грейс, похоже, не ощущает неудобства. Она единственная из всех не сидит, а бродит по гостиной, рассматривает фотографии и безделушки и время от времени запускает руку в вазу с леденцами, стоящую на верхней полке, где Дирдри не может её достать.

Как бы Каму хотелось быть таким непосредственным! Но даже те его части, что происходят от предназначенных в жертву, не настолько наивны, чтобы вести себя раскованно в этой уютной комнате. Фрагменты их памяти содержат по большей части осознание собственного превосходства; поэтому всё, что ему удаётся выжать из них – это отчуждённость. Не годится. Так он симпатий Рисы не завоюет.

– Ханна – учительница, которая спасла нас с Коннором от инспекторов ещё в самом начале, – объясняет Риса.

– О, – отзывается Кам, не зная толком, что сказать. – Спасибо за информацию.

Все её объяснения лишь подчёркивают, что у Рисы с Коннором за плечами общая история. Лучше бы она вообще ничего не объясняла!

Грейс, не принимающая участия в общей беседе, выкладывает свою сладкую добычу ровным рядком на кофейном столике. Кам бросает взгляд на вазу с леденцами, и это зрелище рождает в нём абсурдное ощущение разлада. Он называет это чувство «боязнью выбора» .

– Что одному здорово, то другому яд, – бормочет он, тут же соображает, что сказал это недостаточно тихо, и пускается в разъяснения: – Члены моего внутреннего сообщества вечно не могут договориться о вещах вроде этих конфет. Одни любят «зелёное яблоко», другие «виноград», третьи «персик», которые сейчас вообще не выпускают, а кое у кого сама концепция ассорти вызывает тошноту. – Кам вздыхает, пытаясь прогнать свою бессмысленную «боязнь выбора». – Всяческие смеси – проклятие моего существования.

Коннор смотрит на него пустым взглядом зомби, очевидно, хорошо натренированным.

– Распинаешься, как будто кому-то есть дело до твоих проблем.

Риса снова улыбается Каму той же неопределённой улыбкой.

– Разве может быть людям интересно, что происходит у тебя в мозгах, Кам, когда они не могут разобраться в своих собственных?

Эту реплику можно понять как завуалированный выпад в сторону Коннора, но тут девушка ласково гладит Коннора по руке, превращая упрёк в игривую подначку.

– Может, ты выберешь для меня конфетку? – спрашивает Кам, тоже пытаясь подпустить в свой тон игривости, но Риса уклоняется:

– Роберта приложила столько усилий, чтобы наделить тебя великолепными зубами, а ты вот так запросто хочешь их испортить?

– Я выбрала свои любимые, но это неважно, – объявляет Грейс. Она указывает на аккуратный, ровный ряд леденцов и кладёт конец спору: – Я всегда ем их в алфавитном порядке.